Хи-хикс...

По стопам легендарных песен... с маими каминтаме. Присаидиняимсо, таваресчи, не талпимсо, па очириди!!!

ГОСТИ ИЗ БУДУЩЕГО (Ева Польна):
"... как дальше жить, если самолеты наши в небе разминутся?..."

Не бля, если не разминуцца, то кагто дальшэ жить бутто палучицо?!

Земфира - До свиданья :
"Меня убивают и не попадают..."

то ли киллеры дишовые - закас никаг выпалнить нимогут, то ли па укурке фсё мимо лупят... Да... убивать - трудная работа...

Газманов :
"Закрой мои глаза холодной кожей рук ..."

бррр! Каг прицтавлю - ужос! А есле таг: "Вайди ф миня халодная кожэй йуха?" Неее...таг ищо хужэ!

Дискотека авария :
"Все мелодии спеты Стихи все написаны
Жаль, что мы не умеем обмениваться мыслями
То ли это ветерок мои губы колышет
То ли это я кричу тебе, но ты меня не слышишь!"

Ни хуя сибе ветрище там у них! Или губы атрафиравалесь, а то и стйорлесь? И вапще, а каких сопстна губах речь?!!!

Корни - Я теряю корни :
"И с ночи до рассвета,
Я напиваюсь ядом... "

Аааа.. а ищо ани ф бабруйск паначам ходят - вот это, дети, и называиццо "АФФТАРСКАЯ ПЕСТНЯ"!

Технология
"Танцуй под дождем, В переходах подземных станций "

Каг сибе прицтавлю патземныи станцыи с дырявыми паталками... эх, развалили - да што там развалили - прасрале виликую диржаву! Есле уш и пад зимлёй дажди иттти начили...

Ненси (были такие уибаны на нашэй эстраде):
"неспеша ты с кавалером быстро встала и ушла"

Эта интиресна. Нада тожэ научиццо ниспиша быстро ходить...

И конечно же хит этого года от группы "Фабрика", который придлагаицо сделать дивизам фсех женсчен фертильнава возраста: "А тому ли я дала?" (сопстна с этава пестню можна была начать и туд же паставить точку - ибо мысль завиршонная!)

Жила-была одна девочка. Она была совсем лысая. Чтобы зря не пугать людей, она носила рыжий парик. За это ее прозвали Красная Шапочка. Она была круглая сирота. Потому что мама занималась только собой, а папа занимался то мамой, то другими тетями день и ночь. Правда, у Красной Шапочки еще была бабушка, но лучше бы ее не было. Потому что она каждый день требовала принести пирог и вынести горшок, и все, ничего другого она не делала. И вот как-то раз Красная Шапочка собралась печь пирог — а не из чего.

Мука кончилась, масло кончилось, мама сказала, что ей плевать, а папа плюнул за маму, за себя и пошел по тетям. Кстати, не дошел. Упал с обрыва в море и утонул. Там рядом были водолазы, но спасать не стали, потому что папины тети — это были их жены. Зато приплыли акулы. И стали папу кусать, в том числе туда, куда бы он совсем не хотел. И к тому же на море поднялся шторм. И папу сильно било то ногами в дно, то головой в буй.

Ну, а Красная Шапочка кое-как вышла из положения и испекла не то чтобы пирог, а макет. Из подручных материалов. И понесла бабушке. Через лес. Потому что бабушка еще бывала иногда буйная и после выписки из психушки ее поселили в глухом лесу. Из которого сразу же ушли все звери. Кроме волка. Он остался, потому что Красная Шапочка носила бабушке пирог каждый день, он через день ее грабил и поэтому жил неплохо. В общем, только Красная Шапочка за ворота вышла, только первые пятнадцать километров по лесу прошагала — он тут же из-за дерева выскочил, отобрал, сожрал и стал переваривать. Естественно, сразу же запор. Пирог ведь не из муки. Из цемента. И сразу без перехода понос. Пирог ведь не на масле. На солидоле. Короче, все нормальные процессы у него нарушились, ненормальные начались. Он быстренько в кусты побежал — а там бабушка. А бабушка, надо сказать, была еще и токсикоманка. Нетрадиционной ориентации. Она пила много пива, кваса, воды, потом свешивалась вниз с балкона, и ей ударяло в голову.

Естественно, они с волком сразу же подружились. И даже вместе легли в кровать. Посмотреть хоккей. Но тут пришли водолазы. Они в море просто лазили, ничего не делали, но на суше подрабатывали охотой. А тут волк, и довольно целый. Они выстрелили из ружья, попали в бабушкин телевизор, пошла рябь. Бабушка с волком кинули на пальцах, кому лезть на крышу поправлять антенну, выпало бабушке. Она полезла на крышу, водолазы крикнули “Стой! Кто идет?”, бабушка от испуга свесилась, и ей ударило в голову. В принципе, рассказывать больше нечего, ружье она им об них же и сломала, ровно напополам, и двумя половинками их долго била. А одного бить не стала, чтобы было кому починить антенну. Он починил, телевизор заработал, но хоккей уже кончился, и были новости, в которых сказали, что папа у Красной Шапочки утонул, потому что во время шторма его тело прокусили акулы. Вот, собственно, и все. Красная Шапочка посмотрела на себя в зеркало и увидела, что она — идеально круглая сирота. Потому что мама на самом деле была приемная, бабушка приблудная, а волк — одичавший городской пудель. А охотники водолазы. А пирог не настоящий. Он как раз в это время начал появляться из волка. Из того места, из которого он, собственно говоря, его ждал.

И тогда Красная Шапочка встала и пошла к морю. А там был шторм, и акулы плавали очень близко, но она не испугалась, потому что надела купальную шапочку задом наперед и не видела ничего. И прыгнула со скалы. Но там мелко, поэтому пришлось еще проползти. И мама тоже прыгнула. Потому что к мокрому телу лучше прилипает загар. А бабушка прыгнула за компанию. А волк не прыгнул, а просто спустился и окунулся, потому что это все не его забота, а его забота — это вытащить пирог полностью. А в воде это сделать легче, потому что там водолазы, они помогут. В общем, тем все и кончилось. Все зашли в море и достали из воды папу. Он был совсем лысый. Потому что немолодой. И очень скупой. Поэтому, лежа на дне, экономил воздух, не захлебнулся и ждал, когда его придут вытащить. И Красная Шапочка посмотрела в воду и увидела, что она круглая, но не сирота, а просто очень толстая и крупная девочка. И вся в папу. Такая же лысая и скупая. На эмоции. Просто пожала руку и отошла. А мама обняла папу очень сильно и наверняка б задушила, если б он не умел так хорошо экономить воздух. А бабушка от радости залезла на скалу, свесилась, но в голову не ударило, потому что иногда ударяет, иногда нет.

А волк без пирога стал весить меньше и всплыл. А водолазы отдали пирог акулам, те надкусили, сломали зубы, стали беззубые и лояльные. Никого больше не кусали, только смотрели и тихо шамкали. Матом. А Красная Шапочка, мама, папа, бабушка, волк, водолазы и пирог стали жить-поживать и добро наживать, и тут же пропивать, и снова наживать, и опять бухать, и опять… Ну, в общем, вот такая бессмысленная история.

Начальник собирает сотрудников в понедельник на планерку:

- Сегодня понедельник, сами понимаете трудный день, сегодня надо отходить от выходных особо не напрягаться, во вторник как обычно надо начинать раскачиваться для работы, вот в среду нужно хорошенько поработать, четверг - это уже почти пятница, а пятница - это пятница короткий день и все такое... Есть у кого вопросы?

- До каких пор будет продолжаться эта ху*ня со средой??!

Маленькие лесные партизаны, сто семьдесят человек, ели большую трофейную булку. Булка была высокого качества, сдобная, все были довольны и давились только в шутку.

— Ша! — вдруг сказал командир. — Слезай с булки, немца слышу.
Спрятавшись за недоеденной булкой, партизаны ударили себя по животам, заткнули друг другу все отверстия и таким образом замолчали.
— Ша… — уже тихо сказал командир. Он любил это понятие.

Повинуясь команде, партизаны взяли наизготовку обмотанные полотенцами дубинки и растопырили шаровары, постепенно сливаясь с местностью.
Немец был изможденный, с трудом передвигал ноги и шел совершенно один, если не считать еле плетущихся сзади четырнадцати танков. Плохо подогнанными пальцами он разбрасывал на ходу из мешка противопехотные мины, сам иногда наступая на них и горько плача от осознания того, что все они ненастоящие. Промышленность Германии работала из последних сил, фанерные с виду танки на самом деле были картонными, выданную дивизии на месяц булку украли прямо с платформы партизаны, а грибы и ягоды в лесу порубала развеселая кавалерия Доватора, сброшенная на недельку с парашютами, оркестром, полковой кухней и передвижной выгребной ямой.

— Ку-ку! — прокуковал командир. На тайном языке лесных бойцов это означало “Ура!”. По этому сигналу партизаны обычно лихо выскакивали из-за кустов и били немцев дубинками до тех пор, пока те не сдавались или не отдавали хотя бы половину табаку. Но сегодня был четверг, мирный день, и хриплый голос старой кукушки означал совсем иное. Он означал: “Немца не трогать. Пускай себе, говно, идет. Все равно скоро Курская дуга”. К тому же немец со своими полудохлыми танками шел как раз туда, где жили в берлоге два медведя-идиота.

Идиотами они стали после того, как партизаны закрыли берлогу снаружи на ключ и поставили сверху проигрыватель с одной пластинкой, которую, не прерываясь, крутили полгода. Когда летом берлогу открыли, медведи сидели на противоположных стенах и приветливо чирикали бородатым дяденькам, которые, наверно, привезли им дудочку и маленький паровозик. Но паровозика не привезли, а политрук показал им дулю с такими грязными ногтями, что обоих стошнило. После того как испуганных медведей командиру удалось похлопать по плечу, им выдали на двоих один маскхалат, который они тут же надели, и назначили их недремлющей засадой. Когда мимо берлоги проходили немцы, один медведь женским голосом должен был говорить “Битте!”, а другой шлепать попавшегося немца по каске, после чего из-под каски торчали только носки сапог. А такие немцы были совершенно безвредны и могли ходить где угодно, их никто не трогал, все ласково называли их “черепашками” и щекотали под каской, а обидевшего “черепашку” командир лично наказывал железным прутиком.

Едва левая, бывшая толчковая нога немца поравнялась с берлогой, оттуда вылетело колечко сизого ароматного дыма, и хорошо поставленный дамский голос сказал: “Битте, пожалуйста!”. Немец улыбнулся так широко, что на нем затрещала каска. Один за другим он вспоминал пункты “Наставления по обращению с лицами противоположного пола”.

— Партизанен? — игриво спросил немец.
— Здесь мы! — не подумав, гаркнул плохо выспавшийся политрук.
— Дурак! — закричал на него командир. — Пошел в землянку!
— Извините его, ради Бога! — обратился он к немцу. — Мы не местные партизаны, мы из-под этого… Оттуда… Вы не подумайте чего…

Обманув немца, он быстро присел на корточки и протянул руку, в которую ему тут же положили старое гнездо и чучело глухаря. На другую руку ему надели Петрушку, глупый вид которого окончательно успокоил оккупанта.

— Змотри у менья, зукин зын! — погрозил он пальцем и свалился в берлогу.
Послышался шлепок, сопение, кряхтение, затем женский голос сказал “Битте”, и новая “черепашка” была выброшена наверх. С минуту она постояла, затем хихикнула и весело поскакала в лес стукаться о деревья, наступать на какашки и подслушивать разговоры зайцев.

А под смолистой елью командир снял с себя заветную отцовскую майку, старинные дедовские трусы и пошел награждать ими двух медведей-героев, которые не знали страха, совести, стыда и никаких других чувств, кроме чувства долга перед Родиной…